Стихотворения (1926) - Страница 10


К оглавлению

10

1


Обыватель Михин —
друг дворничихин.
Дворник Службин
с Фелицией в дружбе.
У тети Фелиции
лицо в милиции.
Квартхоз милиции
                              Федор Овечко
имеет
          в совете
                        нужного человечка.
Чин лица
               не упомнишь никак:
главшвейцар
                     или помистопника.
А этому чину
                     домами знакома
мамаша
             машинистки секретаря райкома.
У дочки ее
                 большущие связи:
друг во ВЦИКе
                        (шофер в автобазе!),
а Петров, говорят,
                             развозит мужчину,
о котором
                все говорят шепоточком,—
маленького роста,
                             огромного чина.
Словом —
                 он…
                         Не решаюсь…
                                                 Точка.

...

2


Тихий Михин
пойдет к дворничихе.
«Прошу покорненько,
попросите дворника».
Дворник стукнется
к тетке заступнице.
Тетка Фелиция
шушукнет в милиции.
Квартхоз Овечко
замолвит словечко.
А главшвейцар —
да-Винчи с лица,
весь в бороде,
                       как картина в раме,—
прямо
          пойдет
                      к машинисткиной маме.
Просьбу
              дочь
                      предает огласке:
глазки да ласки,
                          ласки да глазки…
Кого не ловили на такую аферу?
Куда ж удержаться простаку-шоферу!
Петров подождет,
                            покамест,
                                            как солнце,
персонье лицо расперсонится.
— Простите, товарищ,
                                    извинений тысячка… —
И просит
               и молит, ласковей лани.
И чин снисходит:
                           — Вот вам записочка.—
А в записке —
                       исполнение всех желаний.

...

3


А попробуй —
                       полазий
без родственных связей!
Покроют дворники
словом черненьким.
Обложит белолицая
тетя Фелиция.
Подвернется нога,
перервутся нервы
у взвидевших наган
и усы милиционеровы.
В швейцарской судачат:
                                      — И не лезь к совету:
все на даче,
                    никого нету.—
И мама сама
                     и дитя-машинистка,
невинность блюдя,
                               не допустят близко.
А разных главных
                             неуловимо
шоферы
              возят и возят мимо.
Не ухватишь —
                          скользкие,—
                                               не люди, а налимы.
«Без доклада воспрещается».
                                                Куда ни глянь,
«И пойдут они, солнцем палимы,
И застонут…»
                       Дело дрянь!
Кто бы ни были
                         сему виновниками
— сошка маленькая
                                или крупный кит,—
разорвем
               сплетенную чиновниками
паутину кумовства,
                               протекций,
                                                волокит.

ЛЮБОВЬ


Мир
       опять
                цветами оброс,
у мира
           весенний вид.
И вновь
             встает
                        нерешенный вопрос —
о женщинах
                   и о любви.
Мы любим парад,
                             нарядную песню.
Говорим красиво,
                            выходя на митинг.
Но часто
              под этим,
                             покрытый плесенью,
старенький-старенький бытик.
Поет на собранье:
                             «Вперед, товарищи…»
А дома,
            забыв об арии сольной,
орет на жену,
                      что щи не в наваре
и что
         огурцы
                     плоховато просолены.
Живет с другой —
                              киоск в ширину,
бельем —
                 шантанная дива.
Но тонким чулком
                             попрекает жену:
— Компрометируешь
                                  пред коллективом.—
То лезут к любой,
                            была бы с ногами.
Пять баб
              переменит
                               в течение суток.
У нас, мол,
                  свобода,
                                а не моногамия.
Долой мещанство
                             и предрассудок!
С цветка на цветок
                              молодым стрекозлом
порхает,
             летает
                        и мечется.
Одно ему
                в мире
                           кажется злом —
это
      алиментщица.
Он рад умереть,
экономя треть,
10